(4)
Я всё ещё живу в той комнатушке. Парочка меня ненавидит. Пишут мне письма. Почему мой хомяк откусил кусок их груши!! Именно так, с двумя восклицательными. Мы месяцами не разговариваем. Деньги за комнату перечисляю на счёт. Порой они, забывая о всякой деликатности, вытаскивают из ванны моё мокрое белье и вешают его кучей на карниз для душевой шторки. Оно киснет и капает до тех пор, пока я с работы не вернусь.
Чаще всего я слишком устаю, чтобы что-то стирать. Просто складываю бельё в раковину и надеюсь, что однажды, в один прекрасный день, у меня появятся деньги на стиральную машинку. Или кончится однажды у парочки терпение, они перестанут копить деньги на дом и купят нам эту несчастную машинку. Тогда я приду с работы и при первой же возможности вытащу из нее чистое бельё.
Обычно я не прихожу домой при первой возможности.
Обычно мы с коллегами идём в кафе в торговом центре и берём чай с ромом.
Это единственное, что я могу себе позволить.
Единственное, что я ДОЛЖНА себе позволить. Чтоб не свихнуться.
Интересно, кто-нибудь когда-нибудь задумывался, какими чёрными бывают ночи, когда нет денег? Когда возвращаешься в ыйсмяэскую квартиру последним троллейбусом, на котором систематически ездишь зайцем?
Тогда ночи особенно чёрные.
Когда пытаешься ключами не звякнуть, потому что они спят.
Пытаешься проскользнуть в свою комнату, покормить хомяка и поскорее забраться на матрас в углу.
Ночи тогда особенно черны.
Сейчас ночь за окном не кажется чёрной. В этой квартире ночь сверкает. Может, дело в зеркальных полах, намытых окнах или белоснежной мебели. А может, дело в том, что он здесь. Были ли ночи такими чёрными, когда он был со мной?
Наверное. Только я этого не замечала.
Скольжу пальцем по книжной полке. Лак. Лощёная бумага. Золотое тиснение. У него теперь шесть романов. Все написаны мной.
Так сложилось. Ему приходила в голову идея... и он просил, чтобы я печатала, пока он говорит. А потом он больше не говорил. Я просто печатала.
Из большой лю…
…глупости.
Шесть романов.
Шесть!
“Возвращение отца”, “Выигрыш в лото”, “Атака Пегаса”, “Неправильный человек”... и что это?
Между книгами потолще стоит ещё одна, тоненькая. На корешке его имя.
Я держала книгу в руках и перебирала название, букву за буквой. Я не могла поверить своим глазам.
Неужели у него хватило подлости? Неужели, правда, в нём столько подлости?
Мир вокруг замедлился.
Прокручиваю в голове слова с обложки, а в ушах его голос...
Он: «Прогулка по веревке. Помощник для того, кто рядом».
Он всё превращает в деньги. И нас… Нет... меня. Меня он тоже превратил в деньги!
Трясущимися руками открываю книгу... читаю, а мысли скачут как кони на ипподроме:
«Эта книга для тебя, если ты думал о том, как выдержать...»
Дальше-дальше-дальше.
«Моя жизнь с Леной не была простой...»
Дальше-дальше-дальше.
«Для подкрепления теории, приведу примеры из собственного опыта...»
Дальше-дальше-дальше.
«Наверняка, вы задумывались, как помочь кому-то, кто выказывает признаки...»
Дальше-дальше-дальше.
«Они не обязательно попросят вашей помощи»
Дальше-дальше-дальше.
«Всемирная организация здравоохранения...»
Дальше-дальше-дальше.
«Некоторые примеры, как...»
Дальше-дальше-дальше.
«Не вините себя»
Дальше-дальше-дальше.
«Они не желают смерти. Они хотят прекратить боль»
Стоп… обратно.
«Человек со склонностью к самоубийству не обязательно станет искать помощи, однако это не значит, что помощь ему не нужна. Оказание помощи нужно начинать при проявлении первых признаков. Это может спасти жизнь».
Ах! Хлоп!
Закрыла книгу. В ней всё. Вся наша история. И «для подкрепления теории, примеры из личного опыта».
Должна признаться, что ДА. Я сказала ему тогда, что, если он уйдёт, я выброшусь. Сразу после того, как опустошила в туалет содержимое желудка и вернулась за стол.
Я, может, ждала, что в ресторан мы идём по другой причине. Я, быть может, ждала, что он удивит меня маленькой коробочкой и скажет что-то вроде: “Эй, выйдешь за меня замуж?”.
Тут мне припомнилась одна вещь.
Пауза.
Это была наша песня.
Пауза.
Звук на его мобильном.
Пауза.
Когда звонила Беата.
Я мучаюсь вопросом, неужели я плохой человек? Неужели плохой человек из-за того, что целый год под его окнами гуляла? Что собирала в свое сердце частички, кусочки, осколочки из каждой газетной статьи. Неужели я согрешила и заслужила вечное чистилище, потому что я его... или кого я вообще...
НЕТ!
Его шестой роман я проглотила по диагонали страница за страницей.
Наша история. История обо мне − его “пациентке”. О его долготерпении, моём лечении, его методике, обо всём, чему он должен был ради меня научиться...
«Не предлагай свою помощь...»
Так прямо и пишет «Не предлагай помощь».
Я знаю, что это значит. Это было в тот раз, когда всё только начало разваливаться. На самом деле, знаки были и раньше, просто я их настойчиво игнорировала. Кульминация случилась, когда я сломала ногу.
Мы купили велосипед. Здоровый образ жизни, экономично, экологично. Чего ещё хотеть. Один купили, на двоих. Я переезжала перекрёсток, когда он позвонил сказать, что не придёт сегодня домой, что идёт с друзьями...
Ну, хоть позвонил. Вот только в глазах всё равно потемнело.
«Снова не придёт».
Когда я это вспоминаю — это и был знак. Каждый знает, нельзя за рулём на звонки отвечать. Даже ребёнок вам скажет... что велосипедом нельзя управлять одной рукой.
А я управляла, а из-за угла «Ауди»... я скольжу... она тормозит... холодный пот, скрежет, кость скребёт по асфальту... и этот звук. Как ножом по металлу. Этот звук мне знаком: ребёнком царапала ножичком инициалы на дедушкином прицепе. Такой же был звук.
Дальше по накатанной: полиция, скорая, я в больнице. Он приехал злой, проскрипел в мою сторону:
Он: Ничего лучше не придумала? Только на это и способна?
Потом успокоился, говорил с врачами, звонил друзьям. Он всегда звонит друзьям, чтобы рассказать, чем занимается.
Обновил статус в соцсетях – Региональная больница.
Все лайкали. Йесссс!
Из какого-то извращённого чувства долга остался со мной. Моё состояние не было критическим, и он мог уйти. Бессердечным он не был. Но видно было, мается.
Телефон звонил без конца. Он выходил в коридор...
Он: Я не мог говорить... Да, завтра... Обязательно...
Всё та же музыка на телефоне. Наша музыка.
Может, уже тогда звонила она?
Нет, не может быть.
На каком-то моменте он влетел в палату, сунул палец мне под нос и взорвался:
Он: И не надейся, что я тебе до конца жизни буду помогать. Я тебя развозить повсюду не буду, ты эту кашу заварила, ты и расхлёбывай!
Тишина.
В капельнице падают капли. Медленно, но регулярно.
Кап. Кап. Кап.
Так вот, по капле, до меня доходит, что уже месяцы мы с ним спим на разных концах кровати. Один из нас всегда отправляется в кровать раньше, а другой болтается где-то или сидит до последнего за компьютером, пока первый не заснет. И только тогда лезет воровато в кровать, натягивает тихонько, как мышь, на себя кусочек одеяла, чтобы, не дай бог, не потревожить.
Так и пошло. И началось то, чего я никак не ожидала.
Я всё думала, уж я-то точно крепкий орешек. Уж я-то не сломаюсь.
Я думала, буду двигаться дальше, заведу новых друзей, новые хобби.
Старые не в счёт, не в счёт. Никто не в счёт, и тут...
… я начала ПО НЕМУ СКУЧАТЬ.
Сижу дома, в своей комнате, на стуле у окна. В окне горят огни ыйсмяэских высоток.
Сижу... в комнате тишина.
Так тихо, что слышно, как сердце стучит.
Тум-тук-тук... тум-тук-тук... тум-тук-тук… и я вспоминаю, как мы лежали в постели, как он прижался ухом к моей груди, слушал... а потом прошептал:
Он: У тебя сердце бьётся так быстро, как у маленькой землеройки.
Я: Землеройки!
В этот момент всё ломается... боль вскидывается. Живот скручивает, как лошадь копытом ударила. И слышишь собственное «ой» под внимательными глазками ыйсмяэских огней: “Ой...”
И снова пустая, пустая, пустая...
Я пустая...
Он сказал, «как у землеройки».
Он, конечно, говорил много. Много такого, что не стоит упоминания.
Он: «Поведение депрессивного человека может быть навязчивым. Самые обычные разговоры он трактует как метафору или же ищет в них скрытые значения, постоянно преувеличивая значимость происходящего. Лена могла наблюдать за мной часами. Отслеживала каждое движение, придавала всему значение: было ли это «красиво», или «зло», или «утомлённо». Для здорового человека такой поиск мотивов каждому действию очень утомителен”.
Я: Бывают очень утомительными.
Он: Тебе ж без разницы, что я на пять лет раньше из-за стресса умру. Тебе же это нужно. Это эмоциональное вымогательство.
Я: Нет.
Он: Да.
Я: Нет.
И так с минуту.
Он: Не нужно мне этот мяч обратно футболить.
Я: Мяч?
Бесконечная беседа. На беспощадном чернильно-чёрном.
Возможно, нужно было снова лечь с ним рядом и утонуть в его объятьях. Остаться. И мы бы проснулись, и всё стало бы, как прежде. Он вернулся бы ко мне в ыйсмяэскую квартиру и снова стал моим.
Я перевернула страницу.
Он пишет: Я любил Лену.
Это значит...
Он сказал, что...
Это значит, что он...любил...
Я положила подушку ему на лицо и почувствовала, как становлюсь нормальной.
Знала, будет так, как я захочу.
Вот она, красота силы.
Красивая сила скрыта в нас, в женщинах.
Сила делать… НИЧЕГО.